Дендрофобия - Страница 213


К оглавлению

213

Отношение власти к народу как к объекту наживы, а не субъекту воздействия, привели к тому, что не были предсказаны и вовремя скорректированы тенденции преступного реагирования на изменения привычного образа жизни. Да что вы говорите! А как же быть с обычными деревенскими старухами, которые ещё в Перестройку предсказывали, что безработица, подкреплённая массированной пропагандой алкоголизма, приведёт страну к состоянию той подворотни, в которую даже днём будет страшно зайти, чтобы не получить нож в бок? Потому что это было очевидно. Это знал любой крестьянин с семью классами образования. А теперь учёные мужи плечами пожимают: «Невероятно! Мы не просчитали, чем всё кончится! Мы не подумали, куда пойдут бывшие комсомольские и партийные работники, которые не заняли новых постов в системе государственной власти, но сохранили связи с государственными органами и чиновниками. Мы не догадались, куда денутся бывшие спортсмены и военные, которых на преступный путь толкнуло отсутствие иной специальности и, следовательно, возможности законным путём зарабатывать деньги». Что им можно ответить? Вы на свои посты назначены не думать и не догадываться, а знать. Знать элементарные законы развития и жизни общества.

Произошла недооценка способностей преступности воздействовать на общественные отношения, изменять структуру общества, обусловившая непродуманность и недостаточную эффективность мер борьбы с ней. Имело место быть сознательное непринятие мер к недопущению формирования преступных капиталов, обеспечение им финансовой неприкосновенности, что дало возможность преступным формированиям выйти на политическую и международную арены. И что теперь? А теперь ничего не остаётся, как лекции стране читать, что на становление ОПГ оказала влияние слабость правоохранительной системы государства, вызванная «недостатками законодательной основы деятельности правоохранительных органов, слабостью их материальной базы и недостаточной подготовленностью для борьбы со сложными экономическими преступлениями». Кто ослабил, если не сказать точнее, разграбил эту самую базу – никто не ответит, словно бы существует некая договорённость не называть этого самого «кто».

Есть мнение, что организованная преступность в России – это явление временное и обречённое на полное поглощение легальным бизнесом, как только отпадут «кое-какие» социально-экономические условия. Специалист по экономической реформе в России Джим Лейцель так характеризует этот процесс: «Как только организованная преступность исполнит необходимые функции в экономике на определённых стадиях перемен в государстве, её сфера влияния под неизбежным давлением реформ немедленно сузится до нормальных западных размеров». Бандитизм сохранится лишь в качестве фольклорного образа «лихих девяностых», в виде ряженного в красный пиджак придурковатого клоуна из фильмов «про нашу мафию».

Но куда денутся преступники? Не из фильмов, а из жизни. С киношными-то бандитами как раз всё ясно – их исполнители давно переквалифицировались на роли героев Великой Отечественной, особенно в преддверии очередной даты со дня Победы. Но чем займутся реальные люди, которые последние десять лет убивали и грабили? Вымрут ли они как класс? Да не дождётесь, как отвечал Рабинович на вопрос о его здоровье.

В сознании народном прочно сидит миф о том, что «мафия бессмертна» – в годы Перестройки даже фильм под таким названием сняли. Содержание фильма никто не помнит – какие-то доморощенные элементы мордобоя и рукоприкладства, – но вот название запало в память. Кому – в память, а кому и в самое сердце, если не в душу. Или пришлось по душе. Сама фраза стала очень ходовой, мало кто её не слышал. Мол, преступность – вечна. С ней никогда ничего не произойдёт.

Знатоки криминальной истории с этим утверждением не согласны: преступность вполне искоренима, и тому есть подтверждения. Например, в Грузии с недавних пор одно только упоминание, что человек принадлежит к «ворам в законе», сулит не поклонение и восхищение, а немедленный арест вне зависимости, совершил ли он преступление, и даже высылка из страны. Это привело к тому, что 90 процентов криминальных авторитетов в одной только Москве являются… выходцами из этой некогда братской республики. Зато Грузии удалось практически уничтожить организованную преступность на территории своей страны.

Ещё приводят в пример борьбу советской власти с «ворами в законе» в 1950-ые годы, когда в Пермском крае был создан специальный лагерь, куда помещали заключённых строго этой категории и вынуждали – голодом, карцерами и угрозой отправки на Крайний Север – отказываться от своего статуса. В результате, после нескольких бунтов многие «законники» отреклись от «короны», и данная категория преступников к началу шестидесятых годов фактически перестала существовать. Но кого они сейчас можно заставить отказаться от «короны»? В том-то и дело, что в нынешней России не существует чёткого определения этой категории. Статус «вора в законе» стал покупаемым, следовательно, и продаваемым, каким-то расплывчатым и совершенно иного качества, чем прежде. Он распался на «правильных» и «неправильных» воров, да и вообще: воров ли, если преступник конкретно воровским промыслом вообще никогда не занимался?

Само понятие «короны» преступного мира стало неким брендом. На смену «заработанному» в лагерях рангу пришёл одноимённый бренд без всяких лагерей, когда разбогатевшие уголовники начали приобретать «корону» как символ лидерства за деньги. Если в 1991-ом году на учёте в советской милиции находилось около 800 «законников», то сейчас уже никто точно не скажет, кого к этому «лику» причислять. От старых традиций остались только названия, пафос и… ностальгия по тем временам, когда вор был согласен с тем, что «вор должен сидеть в тюрьме». Нужны новые определения, другие подходы и законы, а все знают, с какой неповоротливостью и леностью у нас старое уступает место новому, если вообще когда уступает.

213