– Это всё коммуняки виноваты, – сделал «открытие» бывший завхоз школы Василий Филиппович. – Они, падлы, нас скурвили: объявили всё общим, отучили народ от родной земли, отлучили нас от своей страны, как от церкви, вот мы и не могём никак стать её настоящими хозяевами.
– Конечно, – констатировал дед Рожнов: – Хозяйство вести – не жопой трясти.
– Надо депутатам каким-нибудь написать, – предложила Ольга Павловна. – Кто у нас депутат-то? За кого мы голосовали, я уж и забыла?
– Нашла кого вспомнить! Он уж второй год в Испании живёт… с рабочим визитом.
– Ну-ну, – криво усмехнулся Арнольд Тимофеевич и покачал головой. – Вы, ей-богу, как дети. Станут депутаты вашим мусором заниматься.
– Надо не депутатам, а в какой-нибудь экологический комитет обратиться.
– Господи, сколько комитетов развелось с министерствами, а за чистотой и порядком следить некому стало! – ужаснулась какая-то бабулька. – Пруд пруди всяких контор по защите окружающей среды. Развели всяких экологов да эпидемиологов, а толку-то никакого от сволочей.
– Вот и подай идею нашему правительству. Сделают должность министра чистоты. Ну и министерство к нему, естественно, человек этак в пятьсот… тысяч разных чиновников. Они грязи ещё больше разведут: одной бумаги на всякие постановления да приказы изведут тонны.
– Остряки, мать вашу!
– А как бы нам вернуть дворников, а то у нас все дворники от безденежья разбежались, – вежливо спросил мэра дед Рожнов. – Чего на их зарплатах можно сэкономить, какая государственной казне выгода, если мы все вместе взятые получаем меньше, чем какой-нибудь чиновник средней руки? Вот сократили бы парочку чинушей, и была бы ощутимая экономия, а на дворниках-то чего можно сэкономить? На их зарплаты даже в Сочи не съездишь, не говоря уж про Канары. Я к тому говорю, что по телевизору нас всё террористами пугают, а я так думаю, что не от терроризма мы погибнем, а от грязи. Ведь грязь такая, что и террористы в ней увязнут! Или катаклизмами пугают, сказки рассказывают, что скоро Петербург под воду уйдёт, а показали наводнение в Европе, и все заметили, что у них там на воде никакого мусора не плавает. Вода чистая, хоть пей, и клочка мусора на ней не увидишь. А у нас что? И как самим-то не противно!
– Так они же не такие богатые, как мы, – вздохнула Ольга Павловна. – У них, говорят, даже туалетная бумага пронумерована, чтобы расход можно было отслеживать, кто и сколько кусочков израсходовал не по делу. А у нас чистую берёзу сжигают за милую душу кубометрами под видом мусора и отходов. Какая-нибудь тварюга в засуху окурок выбросит в окно автомобиля, и лес выгорает гектарами, но поджигателей даже не ищут. А у них такого изобилия нет, всё на весь золота. Мы их дикарями считаем, что у них нельзя так с лесом обращаться. Они как раз нас назовут опасными для планеты созданиями, которым ничего не жаль из того, чем все другие народы дорожат. Они даже мусором дорожат, дают ему новую жизнь, так сказать…
– Чтобы не было мусора, не надо мусорить, – глубокомысленно перебил мэр.
– Ага, а чтобы воздух оставался чистым, не надо дышать, так что ли? – опять завелась Маринка. – У нас ничего не могут! Разве в Питере или в Москве кто-нибудь станет вот так жечь деревья посреди города? Почему у нас даже мусор вывезти не могут? Тотальная импотенция по всем пунктам!
– А при чём тут импотенция? – встревожился мэр, сплёвывая шелуху семечек.
– Так импотенция в переводе с латыни и означает «слабость, бессилие».
– Ты бы вместо своей латыни тщательнее метлой работала, козявка! – совсем разобиделся Арнольд Тимофеевич. – Сами гадите повсюду, а МЫ должны входить в ваше положение. До чего же народ нечистоплотный у нас! И как нам вас к чистоте приучить? Вот что: будем бить рублём.
Водитель мэра бросил окурок под ноги, тоже сплюнул и сел за руль. Неугомонный мэр укатил восвояси. В тот же день вечером мальчишки подожгли за домами кучу веток, которую мы собрали за день. Безнадзорные дети кидали в огонь найденные тут же баллончики из-под разных освежителей воздуха и дезодорантов, которые взрывались и дарили ничем не занятым подросткам модный и, как нынче заверяют спецы по психологии, крайне необходимый экстрим и драйв. Помойка тоже полыхала всю ночь, так что несколько контейнеров прогорели насквозь, и теперь из них высыпался мусор, а один бак и вовсе сгорел дотла. Глава местного ЖКХ хотела было организовать сбор средств на покупку новых контейнеров для мусора взамен сгоревших, но не нашла понимания со стороны несознательного населения.
Чад над посёлком стоял такой, что даже при заклеенных окнах вся моя одежда пропахла дымом.
– Ты чего, всю ночь на пожаре была, что ли? – удивлялись, принюхиваясь, мои коллеги на работе.
– Не-а, на субботнике.
Через пару дней картина за домом ничем не отличалась от той, что была до субботника, когда мы вычистили там всё до последнего окурка. Прошла молодёжь с дискотеки, набросала бутылок, алюминиевых банок, пакетов из-под разных сухариков и чипсов. Кто-то пытался сжечь в сквере старый диван и рваные резиновые сапоги, под самыми окнами лежало несколько разорванных мешков с мусором.
Ни разу не слышала, чтобы у нас кого-то оштрафовали или хотя бы как-то иначе приструнили нечистоплотных граждан. Все видят и знают, кто мусорит на каждом шагу, но нет никакой управы на это чудо природы. Не помню, чтобы в советское время кто-то додумался выбросить мусор из окна или сжечь старые вещи под окнами других граждан. Всё правильно: тогда не было такого гуманизма, как сейчас. Сейчас надо гуманно относиться к пьяницам, дебоширам, грязнулям, потакать им во всём. Но когда у нас наступит гуманизм по отношению к тем гражданам, которые вынуждены жить рядом со всем этим – никто не знает.